Цена: 1500 р.

Издательство: Ларго / Москва, 2022

Вес: 710 г.

Описание:
Твёрдый переплёт. 494 стр., формат 22х15 см, дополнительная внешняя коробка.

Вышла в свет монография Дмитрия Иванова – «Крест и рок: “Синтетический текст” Константина Кинчева».

Значение книги «Крест и рок: “Синтетический текст” Константина Кинчева» можно обрисовать коротко – это первое полномасштабное исследование творческого пути и художественного мира Константина Кинчева – одной из главных фигур отечественной рок-культуры, бесспорного «властителя дум» «перестроечного» и первого «постсоветского» поколения. Герой книги предстает в ней во всей масштабности, бескомпромиссности и драматизме жизнетворческого поиска, в диапазоне от «злобы дня» до той внутренней «сверхзадачи», наличие и суть которой во многом и определяют настоящего художника. А еще настоящим «культурологическим детективом» можно назвать вторую часть книги, где в драматичном богоискательстве Кинчева явственно проступает «прототипический» сюжет духовного и творческого пути Н.В. Гоголя.
Монографическое исследование предназначено для специалистов широкого гуманитарного профиля, а также для всех интересующихся творчеством Константина Кинчева.

Иванов Дмитрий Игоревич – кандидат филологических наук, доцент, профессор Сианьского университета иностранных языков. Дмитрий Иванов автор ряда статей о творчестве К. Кинчева, В. Цоя, М. Науменко, Ю. Шевчука, А. Башлачева, А. Непомнящего и нескольких монографий о русской рок-культуре: «Рок-альбом 1980-х годов как синтетический текст: Ю. Шевчук “Пластун”» (2008); «Логоцентрическая модель синтетической языковой личности в пространстве русской рок-культуры» (2015); «Синтетическая языковая личность в русской рок-культуре: генезис, типология, структура, межкультурные связи» (2016)

Слово редактора

Дмитрий Лакербай, канд. филол. наук, доцент кафедры отечественной филологии Ивановского государственного университета

Эта книга нелегка и даже бесполезна – для скучающего «потребителя».
Просто она – не фаст-фуд.
Самая близкая аналогия – научный роман.
Научный – по глубине и выверенности метода и результатов: пришлось придумать новую теорию, чтобы воссоздать во всей полноте и сложности портрет одного из главных культурных героев России рубежа тысячелетий.
Роман – потому что автор долго «болел» своим героем в лучшем смысле этого слова. Здесь всё научно – и всё по-хорошему пристрастно, всё живет и дышит в такт творческой вселенной Кинчева. И это первое из уникальных качеств книги.
Второе – мастерское сочетание портрета и фона. Ведь Константин Кинчев – одна из главных «персонификаций» самого понятия «русский рок». И в то же время он всегда «идет своей колеей»: «Я знаю сам, зачем идy по земле! / С кем мне легче дышать! / Комy слyжить! С кем жить! Кого не любить! / А кого yважать! / Моя дyша звенит дождю в yнисон, / Пенит землю гpозой. / Я вышел в миp один, сжигая мосты, / Я шел своей колеей». В мощнейшем контексте из Башлачёва, Шевчука, Цоя, Науменко – особенно ярко видны кинчевская стезя, кинчевская самоидентификация, кинчевский трагизм, кинчевский «прорыв к небу».
Третье уникальное качество книги – однозначное решение вопроса, поэт ли Кинчев и какой он поэт. Сам рок-герой книги скромен: «Я, конечно, не поэт – в высшем понимании этого слова... Мне нужен синтез искусств, чтобы всё это гармонично звучало и пыталось достучаться до сердец..» А книга «Крест и рок» наглядно показывает, как музыка, обложка альбома, концертное шоу, сценическое и медийное поведение продолжают кинчевское слово и «работают» как единый «синтетический текст» – становящийся в итоге тем самым Текстом жизни и Судьбой Поэта. Ровно так, как мы знаем и любим в великой русской культуре.
Четвертая уникальность – автор никогда не теряет из виду кинчевскую «сверхзадачу» на каждом этапе творческого пути (знаменитое блоковское «во Имя» – т.е., зачем и для чего или кого поэт творит). И потому великолепный и мятущийся рок-герой предстает во всем драматизме жизнетворческого поиска, вместившего и бунт, и порыв к истине, и аффективный самообман, обернувшийся мучительным самообожением / самоуничижением («рок-звезда – кумир – антихрист»), и «гоголевские» метания, и амбивалентные психологические и ментальные практики («духовная аэробика»), и попытки прозрения-смирения. Местами текст книги словно светится, вбирая жар раскаленности дошедших до предела кинчевских противоречий…
Пятое – тонкое понимание логики развития романтического художника, с его острым переживанием ценностей бытия, его неизменный выход к «божественной» и / или «диаболической» «инстанциям» как высшему воплощению внутренней борьбы. Для рок-поэта, чье искусство неотделимо от сцены, эта «игра всерьез», «на разрыв аорты». Радикальный выразитель «героической» рок-эпохи 1980-х, Константин Кинчев заостряет конфликт до предела («Глазами в облака да в трясину ногой»), до грани небытия – но, падая, встает, преодолевает, обретает, идет дальше, остается мятущимся собой и в то же время открывает «бытие-к-Богу».
А шестое, седьмое, восьмое – пусть откроет настоящий читатель.

Это книга – с одной стороны, весьма увесистая.
А с другой – очень и очень ВЕСОМАЯ.
Она всерьез и надолго.
Я счастлив был стать ее редактором.

Содержание:
На пути к миру Константина Кинчева (Доманский Ю. В.)
Стать песней (вместо введения)
ЧАСТЬ 1. Творческий портрет К. Кинчева в контексте «героической» эпохи отечественной рок-культуры
Глава 1. Эскиз на фоне
Глава 2. Синтетический текст группы «Алиса»
Глава 3. Дуализм и трансформации КПП СЯЛ К. Кинчева
Глава 4. «Рок-революция» и «духовная аэробика»
Глава 5. «Квазирелигия» и личностный выбор
Глава 6. Христианская стратегия КПП Кинчева «Битва за бессмертие собственной души»
Глава 7. Вера, церковь и Родина
ЧАСТЬ 2. К. Кинчев и Н. В. Гоголь: сюжет мистерии
Глава 8. Искусство как опыт самопознания и самовоплощения
Глава 9. Субъект между демоническим и божественным
Глава 10. Лукавая «мудрость мира» и «мудрое безумие»
Глава 11. «Песнями латать души горемык…»: задачи художника как «устроение» личности и мира
Глава 12. Истинное и ложное в произведении искусства
Заключение
Библиографический список
Рецензия Дениса Ступникова:
Лидер «Алисы» интересен Дмитрию Иванову, как исполнитель обошедший капканы, «егерей, открывших сезон» и порочного круга самообожествления

До последнего времени единственной книгой о Константине Кинчеве оставался труд Нины Барановской «По дороге в рай». Спору нет, издание очень стоящее. Но это еще 1993 год — период, когда лидера «Алисы» накрывал серьезный мировоззренческий кризис, после которого он вышел обновленным, что позволило ему начать абсолютно новый период в творчестве.
Для многих Кинчев-поэт в этот период перестал существовать, но это очень ограниченный и несправедливый взгляд. В концентрированном виде подобную сомнительную точку зрения выразил Андрей Тропилло: мол, подлинный Кинчев погиб, а ныне выступает его двойник. При всей абсурдности и нелепости этого заявления, звукорежиссер ухватил главное: Кинчев победил себя прежнего, ветхого, отравленного гордыней и встал на путь духовного преображения, позволяющего полностью измениться внутренне и выстраивать творчество на иных основаниях.
О том, что произошло с Кинчевым исчерпывающе рассказывает кандидат филологических наук, профессор Дмитрий Игоревич Иванов в своей новой книге «Крест и рок: «синтетический текст» Константина Кинчева». Скажем сразу: это не музыкальная биография, а очень основательный, серьезный и довольно сложный для постижения научный труд. Творческий путь лидера «Алисы» в издании проанализирован сквозь призму синтетической языковой личности (СЯЛ) — термина, удобного для препарирования рокеров, ведь СЯЛ в комплексе рассматривает не только текст и музыку, но и манеру исполнения, мимику, жест, сценографию, логотипы, оформление альбомов и проч.
Установки синтетической языковой личности объясняются в книге с помощью еще одного непростого, но универсального термина — когнитивно-прагматической программы. Этот комплекс подходов к созданию песен отличается, по Иванову, особой уязвимостью, потому что в нем заложена возможность энтропии, приводящая к «когнитивным блокам» и глубокому экзистенциальному кризису, который заканчивается порою гибелью автора. Отсюда — постоянная апелляция к фигуре Александра Башлачева, которая служит в повествовании неким камертоном и воплощением пути (а точнее — тупика), по которому мог бы пойти и сам Кинчев.
Лидер «Алисы» интересен Дмитрию Иванову (и, безусловно, нам тоже), как исполнитель обошедший капканы, «егерей, открывших сезон» и порочного круга самообожествления. Это не случайность, не счастливая карта, а результат серьезного труда над собой, осознания ответственности перед поклонниками и, в конечном счете — Богом.
Переход Кинчева к религиозно ориентированному (чего греха таить — христоцентричному творчеству) прослеживается в книге как закономерный этап его творческой эволюции. Обоснование в книге дано очень серьезное — от трудов святых отцов до очень глубоких научных работ из области филологии, психологии и философии. Свою концепцию Иванов выстраивает не волюнтаристски, а с математической точностью, то и дело прибегая к емким формулам, позаимствованным из песке «Алисы» и постоянно сверяя путь Кинчева с ментально схожим путем Гоголя.
Так, в финальном куплете «Пасынка звезд» ученый обнаруживает апелляцию у Богу-Троице (недаром этот куплет исполняется сводням хором певчих церквей православных). Ядром же когнитивно-прагматической программы Кинчева Иванов небезосновательно считает триаду «Инок, Воин и Шут». Особенно ценно, что в издании прослеживается ее генезис. Ведь мало кто помнит, что в 90-е лидер «Алисы» ассоциировал себя с «Пророком, Воином и Шутом». Дмитрий Иванов подробно обосновывает червоточину, кроющуюся в этой формуле.
Книга «Крест и рок» настоящий кладезь, позволяющий интерпретировать не только шедевры русского рока, но и сугубо религиозную литературу. Скажем, именно после прочтения труда Дмитрия Иванова, становится ясно, почему в «Сказе о Петре и Февронии» княгиня-инокиня не дошила монастырский покровец. Ведь для православного христианина важен не итог развития, а сам процесс. Поэтому как не может быть в земной жизни в человеке совершенства, так и в подлинно христианском произведении — завершенности. Если кто еще в этом сомневается, вспомним, в каком виде до нас дошел второй том «Мертвых душ», на который Николай Гоголь возлагал такие надежды...

Дополнительные изображения