CD: Батагов Антон "Бах" (2CD)

Временно нет в наличии 
 

Издательство: Мелодия, 2017

Вес: 100 г.

Описание:
Подарочное издание, диджипак для двух дисков, 28-страничный буклет.


CD1:
1. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: I. Увертюра
2. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: II. Аллеманда
3. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: III. Куранта
4. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: IV. Ария
5. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: V. Сарабанда
6. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: VI. Менуэт
7. Партита No. 4 ре мажор, BWV 828: VII. Жига
8. Сердце и уста, и деяния, и жизнь, BWV 147: X. Иисусе, упование мое

CD2:
1. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: I. Токката
2. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: II. Аллеманда
3. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: III. Куранта
4. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: IV. Ария
5. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: V. Сарабанда
6. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: VI. В темпе гавота
7. Партита No. 6 ми минор, BWV 830: VII. Жига

Фирма «Мелодия» предлагает вашему вниманию запись партит И.С. Баха в исполнении Антона Батагова.
Иоганн Себастьян Бах и Антон Батагов. Еще недавно было бы трудно представить себе пересечение этих имен. Перспективный пианист и лауреат конкурсов, воспитанник Т. Николаевой, он уже в ранней молодости отказался от ожидаемой карьеры и выбрал путь совсем другой музыки. Первый в нашей стране исполнитель минималистической музыки, композитор с индивидуальным почерком, недавно он снова начал выступать с «классическим» репертуаром. Но и здесь Батагов не идет проторенными тропами.
Принципиальный противник «аутентизма», он играет любую музыку жгуче современно, ощущает в ней дыхание сегодняшнего дня. Что-то, возможно, роднит его с Гленном Гульдом, но ощущение и прочтение Баха у великого канадского пианиста было совсем иным. Батагов слышит Баха по-другому, радикально меняя при повторах темпы, артикуляцию и штрихи. «Каждая нота, каждая интонация, каждый аккорд музыки Баха несут в себе ту правду, рядом с которой всё остальное несущественно, поэтому звучит она бескомпромиссно и порой даже беспощадно, несмотря на ослепительную красоту. Нет такого пути к свету, который не пролегал бы через Голгофу».
В его религиозную трактовку баховских партит (Четвертую он воспринимает как рождественскую мистерию, Шестую – как отражение страстей Господних) закономерно вписывается обработка хорала «Иисусе, упование мое» (Jesus bleibet meine Freude), который пианист играет между двумя циклами как связующее звено и драматургический центр записи.
Запись музыки Баха осуществлена Антоном Батаговым на рояле венской фабрики «Bösendorfer» (ныне принадлежащей концерну Yamaha) в помещении Культурного центра ЗИЛ – памятного места Москвы, где когда-то находился некрополь Симонова монастыря.
"Батагов взорвал всю структуру и фактуру партит, расщепил их на атомы. После "большого взрыва", когда начисто исчезает танцевальность, в нашем присутствии сотворяется новая вселенная, купол которой все равно Бах."

Записано в зале Конструктор, Культурный центр ЗИЛ, Москва, в декабре 2016 года
Рояль: Bösendorfer 225
Микрофоны: Elation km901
Настройка и интонировка рояля: Алексей Шубин и Николай Гаврилов
Звукорежиссер (запись, монтаж, сведение, мастеринг): Анастасия Лукина
Координатор проекта: Карина Абрамян
Выпускающий редактор: Полина Добрышкина
Дизайн: Григорий Жуков
Фото на обложке и в буклете: Алиса Наремонтти
Фото на обложке буклета: Лиана Даренская


Я смотрю в ноты, на которых написано Bach. Я не знаю, как Бах хотел это слышать. Вряд ли мы имеем право в XXI веке говорить, что мы знаем, как надо играть Баха в «аутентичной» манере. Пытаться воссоздать тот стиль игры, который мы никогда не слышали, пользуясь музыковедческими исследованиями, – приятный самообман. Поэтому я не претендую на историческую достоверность. Мне хочется, оставаясь там, где я есть – здесь и сейчас – постараться услышать то, что давно уже обессмыслилось в бесконечном потоке потребления.
Можно возразить: это давно сделал Гленн Гульд. Да, действительно. Но Гульд умер в 1982 году, а за это время мир изменился.
Благодаря минимализму мы открыли для себя магию вневременных медитативных состояний. Постмодернистский подход радикально изменил наше отношение к тому, что такое автор. Современная культура – это интеллектуальная игра по новым правилам; это пазл, состоящий из цитат и стилистических зеркал. Мы за последние десятилетия научились следовать этим правилам и запомнили имена первопроходцев. Мы привыкли, что если мы слышим нечто, звучащее почти как старинная музыка, – значит, это Найман. Качающиеся минорные терции и волнообразные пассажи – это Гласс. Воспоминания о ранней полифонии – это Пярт.
Что касается исполнения классической музыки, то этот конвейер продолжает исправно функционировать. Мы выходим на сцену во фраках и извлекаем из музыкальных инструментов всё те же последовательности нот, написанные в XIX веке и в начале XX, имитируя «классические» и «романтические» эмоции. Какое отношение имеет это явление к современной жизни? Никакого. Можем ли мы сейчас дышать тем воздухом, которым дышали в те времена? Не можем. Мы живем в эпоху кондиционеров.
А мир в целом превратился в непрерывный процесс потребления. Музыка стала звуковыми обоями. Она звучит везде. Ее никто уже не замечает, даже если она звучит громко. Эти колебания воздуха современное ухо приравнивает к тишине. Сорок лет назад люди садились у себя дома и слушали пластинки. Сейчас люди настолько заняты множеством дел, что не могут позволить себе провести час, просто сидя и слушая музыку. За этот час можно ответить на десятки е-мейлов и сообщений, поговорить одновременно со многими людьми с помощью различных мессенджеров, пообедать, сделать покупки в интернет-магазине, узнать новости, просмотреть биржевую сводку и прогноз погоды, заказать билет на самолет, – и при этом ни на секунду не покинуть фейсбука. Или, если слушать в машине, можно за это время проехать как минимум километров 60. Мы окончательно разучились концентрироваться. Если бы Бах всё это увидел, да еще ему показали бы современный рекламный ролик или видеоклип, он бы подумал, что оказался в аду. А Гульд подумал бы, что он в психушке.
И вот поэтому сейчас хочется играть Баха так, чтобы эти звуки не промелькнули мимо, как мелькает всё, что окружает нас. Каждый эпизод в музыке Баха повторяется дважды, и я играю каждый раз в разных темпах, с разной артикуляцией, как бы рассматривая один и тот же кристалл с разных сторон, проживая одну жизнь разными путями. Темпы в основном медленные, но дело даже не в темпах. Каждый звук возникает спонтанно, как будто это импровизация, обнаруживая в себе другую выразительность, другой смысл, как оживают детали изображения под увеличительным стеклом. Это медитативно-сосредоточенное состояние живет в своем собственном нелинейном времени. Время – относительная величина. Не обязательно быть Эйнштейном или летать на далекие звезды, чтобы убедиться в этом. Не обязательно быть буддийским монахом, чтобы осознать, что все наши концепции условны и пусты. Так или иначе, в музыке Баха содержится весь наш постмодернизм, весь наш минимализм, а также джаз, рок и многое другое.
Интересно, что музыка Партит не имеет практически никакой связи с «танцевальными» названиями частей. Бах воспользовался привычной для того времени формой – сюитой из танцев – и наполнил эту форму совершенно другим содержанием. Ми-минорная Партита – это самые настоящие «Страсти», только без слов. Ре-мажорная – мистерия Рождества Христова. А между этими двумя Партитами мне показалось уместным сыграть хорал «Jesus bleibet meine Freude» («Иисусе, упование мое») из кантаты «Herz und Mund und Tat und Leben» («Сердце и уста, и деяния, и жизнь»). Он становится центром этой двухчасовой программы, и уже нет необходимости объяснять, о чем всё это. Ведь каждая нота, каждая интонация, каждый аккорд музыки Баха несут в себе ту правду, рядом с которой всё остальное – несущественно, поэтому звучит она бескомпромиссно и порой даже беспощадно, несмотря на ослепительную красоту. Нет такого пути к свету, который не пролегал бы через Голгофу. Я не знаю, смогу ли я передать хотя бы маленькую часть этой баховской правды. Вряд ли. Но я постараюсь.

Обычно, когда я выбираю рояль для записи, мне хочется, чтобы в каждом случае инструмент соответствовал той звуковой задаче, которая стоит передо мной, и эта задача всегда разная. Мои альбомы последних лет записаны на Steinway 1932 и 1959 года и Fazioli. А эту программу я решил записать на рояле Bösendorfer, «случайно» обнаруженном мною в артистическом центре Yamaha. Bösendorfer – настоящий аристократ в мире роялей. Очень особенный звук, благородный и глубокий, детализированный и как бы многослойный. С 2008 года старейшая австрийская компания Bösendorfer принадлежит компании Yamaha. И вот звоню арт-директору Yamaha Artist Services Moscow Оксане Левко и спрашиваю, можно ли сделать эту запись на этом рояле. Она говорит: «Можно. Он только что перевезен в культурный центр ЗИЛ, и там он стоит в маленьком зале, где его бережно охраняют». И эта запись была организована на этом рояле в этом зале.
А теперь самое главное. Дело в том, что на том месте, где в 1930-е годы был построен ДК ЗИЛ, раньше находился некрополь Симонова монастыря. Монастырь был основан в XIV веке учеником прп. Сергия Радонежского свт. Федором. При советской власти уничтожили и монастырь (осталась только очень маленькая часть), и кладбище, где были похоронены поэт Веневитинов, писатель Аксаков, композитор Алябьев, коллекционер Бахрушин, дядя Пушкина Н. Пушкин и многочисленные представители русских дворянских фамилий. Коммунисты убивали не только живых, но и мертвых, а наилучшим фундаментом для пролетарской культуры, как известно, служили уничтоженные святыни.
Я знал историю этого монастыря и ДК ЗИЛ, но когда приехал туда и стал играть... Сначала мне вообще показалось, что играть я там просто не смогу. Там можно или молчать, или молиться. Но потом я почувствовал, что музыка Баха – это тот вид молчания / молитвы, который, возможно, уместен в этой ситуации, а в каком-то смысле даже необходим.
Такой трудной записи у меня не было никогда. Казалось, что каждая нота вбирает в себя всё это, и эти события происходят прямо сейчас. Я понимаю, что если бы я записывал это, например, в Большом зале консерватории (а мы рассматривали такой вариант) или если бы этот самый рояль стоял в другом месте, я бы играл иначе. Но, безусловно, это должно было случиться именно там.

И еще один сюжет, связанный с этой записью.
Каждый раз во время студийной работы я благодарю моего учителя, выдающегося звукорежиссера Северина Васильевича Пазухина, за то, что я стал не только музыкантом, но и звукорежиссером. Я всегда очень требователен к звуку, поэтому важно обсуждать всё со звукорежиссерами на одном языке, чтобы вместе найти правильное решение. Такие слова, например, как «разъём XLR», «порог компрессора» или «кардиоидный микрофон» – это для меня такой же родной язык, как «фа-бекар», «allegro» или «crescendo».
Для записи прежде всего важен выбор микрофонов. Звукорежиссер Анастасия Лукина спросила меня: «Как должна звучать эта запись?»
Я попытался найти какие-то слова, но не смог.
Тогда она предложила: «Давай я принесу несколько пар разных микрофонов, ты поиграешь на этом рояле, мы послушаем, сравним и выберем».
Разумеется, это была правильная идея.
И вот, стоит лес микрофонов: Neumann, Schoeps, Sennheiser, DPA. Была возможность выбрать из самых лучших мировых моделей, оптимальных по всем параметрам для записи рояля. И Настя говорит: «Сейчас еще приедет один человек и принесет российские микрофоны Elation. Я их видела в Лос-Анджелесе. По-моему, очень здорово звучат. Давай тоже попробуем».
Я сижу играю, Настя записывает. Потом зовет меня в аппаратную послушать.
Я слушаю. Настя переключает дорожки, чтобы я сравнил, как звучит одно и то же, записанное разными парами микрофонов. И вдруг...
– Ух ты, а это что? Вот это именно то, что нужно!
– А это как раз Elation.
У меня не было ни секунды сомнений и колебаний. Мы выбрали Elation. Не буду говорить ничего плохого про остальные всемирно знаменитые микрофоны: они звучат прекрасно. Но эти отличаются принципиально. Абсолютно живой звук, теплый, дышащий, – если угодно, «аналоговый». Эти микрофоны звучат так, как будто это вообще не запись, а просто сидишь и слушаешь живой инструмент. Согласитесь, непривычно видеть на таком девайсе надпись Made in Russia.
Антон Батагов


Bösendorfer – старейший австрийский фортепианный бренд, ведущий свою историю с 1828 года и по праву считающийся частью австрийского национального культурного наследия.
Уникальность рояля Bösendorfer заключается прежде всего в бережном сохранении традиций его создания, заложенных еще его основателями – Игнацом и Людвигом Бёзендорфер. Каждый инструмент – плод индивидуального творчества мастеров, владеющих уникальными секретами, передающимися из поколения в поколение, от мастера к мастеру. Процесс «творения» рояля Bösendorfer можно сравнить с созданием скрипки или произведения искусства. Какое-либо механическое вмешательство исключено. Каждый рояль неповторим.
Именно уникальность и неповторимость звучания роялей Bösendorfer привлекала и продолжает привлекать самых выдающихся исполнителей и композиторов. На этих инструментах создавали свои бессмертные произведения Ференц Лист, Антонин Дворжак и Рихард Вагнер. Среди поклонников роялей Bösendorfer – император Франц Иосиф I и Рональд Рейган, Леонард Бернстайн и Мстислав Ростропович, Хосе Каррерас и Пласидо Доминго, Оскар Питерсон и Тори Амос, Фрэнк Синатра и Стинг.
С 2008 года старинный австрийский бренд представляет в мире корпорация Yamaha Music, которая призвана сохранить и приумножить более чем 180-летние традиции производства фортепиано, являющегося символом великой европейской музыкальной культуры.
Оксана Левко, арт-директор Yamaha Artist Services Moscow


Авторы:
Антон БатаговИоганн Себастьян Бах

Батагов Антон - Бах (2CD)

Оставьте отзыв об издании
Имя
Отзыв
Код

Рекомендации:


Петров Николай "Шопен. Баллады и скерцо"
Международная Книга Музыка, 2001
300 р. В корзину

Образцова Елена "Арии из опер"
Международная Книга Музыка, 2003
300 р. В корзину

Плетнёв Михаил "Чайковский: Времена года"
Международная Книга Музыка, 2003
300 р. В корзину

Перлман Ицхак "Вивальди. Времена года"
Международная Книга Музыка, 2003
300 р. В корзину