|
|
Издательство: SoLyd Records, 2021 Вес: 70 г.
Подарочное издание, шестиполосный диджипак.
1. Equus
2. Zakat
3. Last Day Before School
4. Past Perfect
5. 2015
6. Loft
7. Now There Always Snows
8. Departure
9. Umbrellahead
Music by Alexei Aigui
Alexei Aigui — violin
Denis Kalinsky — cello
Andrey Goncharov — trumpet, voice (1)
Erkin Yusupov — trombone
Arkady Marto — piano, synth
Sergey Nikolsky — bass
Vladimir Zharko — drums
Anton Yakushev — violin (4, 5, 7)
Sergey Poltavsky — viola (4, 5, 7)
Valentina Borisova — harp (4, 7)
Recorded and mixed by Andrey Levin at Mosfilm Music Studios
Assistant — Sergey Kruglov
Mastering — Diana Gorovaya
Photos — Georgy Bezborodov
Cover art by Marat Kim
«Alcohol» — новый альбом российского композитора Алексея Айги и его ансамбля «4'33», первый за последние девять лет. Некоторые композиции уже знакомы поклонникам музыканта и группы, но до 2021 года они издавались, по словам Айги, «в совершенно другом виде». «Медуза» представляет альбом с комментарием автора.
Алексей Айги
Игорь Стравинский считал, что музыка не способна что бы то ни было выражать — чувства, состояние и так далее. И мне сложно говорить, «о чем» альбом «Alcohol». Почти вся моя музыка рассказывает о чем-то, произошедшем со мной или с другими, но настолько опосредованно, что на выходе получается что-то совершенно новое, какое-то акустическое построение, которое каждый волен трактовать и понимать, как он хочет.
Работать над диском начали давно, но в процессе ушел важный музыкант, поэтому запись поставили на паузу. Начали заново, как только программа достаточно оформилась. Музыка писалась медленнее, чем обычно, и диск собирался очень долго. К тому же у меня было какое-то гигантское количество кинопроектов — около пятнадцати, — они занимали все свободное время. Некоторые из них были большими международными, например номинированный на «Оскар» «Я вам не негр» («I am not your Negro») Рауля Пека и «Правда» Хирокадзу Корээды, — отвлекаться на свои дела было просто невозможно.
Написание музыки — это бесконечный процесс самообучения. Думаю, к 2021 году я чему-то наконец научился. Тем более что задачи последних лет, в первую очередь в кино, были сложные. Как найти общий язык с японским режиссером в качестве французского композитора? Какую написать музыку, чтобы ее напевала в кадре Катрин Денев? Как сделать джаз 1960-х годов для американского фильма, чтобы никто не заметил подвоха?
Эта музыка — своеобразный сборник лучших хитов группы «4'33» последних лет. Все, что звучало на концертах 2010-х годов, наконец записано — и можно идти дальше.
Одна из композиций — «Loft» — написана аж в 1996 году, это самая старая из моих до сих пор играемых композиций. «Equus» был написан изначально как фортепианный квартет, теперь это уже скорее хард-рок. Две-три композиции из альбома — мои любимые из всех когда-либо написанных для группы. Например, «Now the always snows», в которой есть отсылка к одноименному стихотворению моего отца. Музыканты группы выдали совершенно фантастические соло почти во всех композициях. Сейчас я пишу музыку, где остается все меньше и меньше импровизации, но в «Alcohol» ее еще полно.
Colta.ru. Алексей Айги: «Да, я до сих пор еще прыгаю»
Композитор и скрипач — о долгожданном альбоме своего ансамбля «4′33″» «Alcohol», личном «Отеле “Калифорния”» и нестареющем Оззи Осборне
На этой неделе Алексей Айги и его ансамбль «4′33″» выпустили новый альбом «Alcohol» и новый клип «Departure» — впервые за девять лет, а также представили его концертом в Москве и 1 апреля сыграют в Санкт-Петербурге в концертном зале «Аврора». По этому славному поводу Денис Бояринов поговорил с композитором, скрипачом и основателем коллектива, работающего на стыке минимализма и построка и легко доходящего до «веселого техно», не только о долгожданных новых работах, но и о кризисе музыкальной жизни в Европе, людях с головами-зонтиками и мастерах советской популярной песни.
— Почему новый альбом называется «Alcohol»? В чем шутка?
— Название диска — абсолютная случайность. Никакого отношения к музыке оно не имеет. Во время пандемии мы поняли, что надо воспользоваться ситуацией и закончить альбом, поскольку работы все равно никакой не было. Стали собирать на запись диска деньги на Planeta.ru. А на что русский человек проще дает деньги? Я подумал, что деньги на «Alcohol» будет собрать легче. И действительно — они собрались (смеется).
— Какую сумму собирали и хватило ли ее на запись?
— Конечно же, не хватило. Мы записывались несколько лет. Записывались на студии «Мосфильм» — она дорогая, но нам хотелось студию с хорошим роялем. Я вообще привык к этой студии — я работаю на ней с 1997 года.
Сколько стоил альбом, я не знаю. Мы сперва собрали 200 тысяч рублей, но в процессе записи мы стали дописывать какие-то номера и поняли, что у нас получается уже не один «Alcohol», а два — материала больше, чем на один диск. Мы попросили у поклонников добавить нам денег и пообещали издать в этом году два альбома. Всего собрали 330 тысяч рублей и записали примерно 20 композиций. Второй альбом пока никак не называется. Он практически готов — мне нужен еще один студийный день, чтобы отслушать его мастер и принять решение, что он готов. Он выйдет летом.
— Ты называешь «Alcohol» сборником лучших хитов «4′33″».
— Это действительно так. Туда вошла практически вся музыка, которая последние годы играется на концертах. Причем что-то вошло туда в самый последний момент. Уже осенью, когда два диска были уже почти собраны, мы добавили еще две композиции. Одна — «Equus», где у нас трубач поет нечеловеческим голосом. Этой композиции, которая звучит у нас на каждом концерте, 20 лет, но она первоначально была записана для струнного трио с фортепиано. Вторая — «Loft», которая однажды выходила на концертном диске в Германии; это вообще самая старая композиция «4′33″», сохранившаяся в нотах. Она была написана в 1996-м. Думаю, часть нашей публики еще не родилась, когда мы ее начали играть.
— А кельнский клуб Loft, которому посвящена эта композиция, все еще существует?
— Да, существует. Он один раз чуть не закрылся — кстати, из-за меня (смеется). Во время моего концерта с Дитмаром Бонненом туда нагрянула какая-то проверка и выяснила, что там собралось больше людей, чем положено по нормам. А он маленький — где-то в два раза меньше чем московский клуб «Дом». Проверка обязала их построить запасной выход: им пришлось закрыться на какое-то время и заняться перестройкой клуба.
Loft — одно из первых мест, где я выступил за границей. Мой первый концерт состоялся там аж в 1995-м. Меня привел туда мой старший коллега, пианист и композитор Дитмар Боннен, а он резидент этого клуба. Loft был создан замечательным флейтистом Хансом-Мартином Мюллером для пропаганды импровизационной музыки, фри-джаза и современного авангарда. Это такая кельнская версия «Дома». Я очень люблю это место — мы там записали все диски с Бонненом.
— При этом по вашей музыке я представил себе, что это техно-клуб. У вас там такая прямая бочка!
— Как и «Equus», композиция была написана совершенно для другого состава — без ударных, с фортепиано и вибрафоном. Изначально это была, скорее, минималистская композиция. Все вещи, которые мы играем на концертах, живут своей жизнью — эта развилась до веселого техно. Пожалуй, это самая громкая композиция в нашей нынешней концертной программе.
— Как, кстати, нынче обстоят дела с зарубежными гастролями у «4′33″» — пандемия все отменила?
— Период активного гастролирования — в основном по Франции и Германии — у нас был в конце 90-х и начале 2000-х. Когда был больший интерес и были деньги на это: мы же никогда не были коммерческой группой и не собирали стадионы. Мы выступали на фестивалях: попали даже на огромный фестиваль Les Francofolies, посвященный французской музыке. Но постепенно все это сошло на нет. Ситуация в Европе ухудшалась со временем. Музыкальная жизнь в Париже, по-моему, вообще вымирает — остались только маленькие джазовые клубы. Очень сложно открывать новые места: слишком много административных препон. Музыканты зарабатывают все меньше и меньше. Гонорары упали в два-три раза — и это было еще до пандемии. А пандемия вообще все это накрыла. Во Франции не было ни одного официального концерта ровно год. Все смотрят на Россию, удивляются и завидуют, как мы так можем жить.
У меня было запланировано выступление на французском фестивале Sons D'Hiver, посвященном импровизационной музыке, в январе этого года. Он праздновал 30-летие, и меня позвали принять участие в интересном проекте. Виолончелист Дидье Пети собрал 12 музыкантов — почти все иностранцы, которые проживают во Франции: корейская флейтистка, аргентинский аккордеонист, испанский барабанщик, рэпер из Америки, певец и флейтист из Буркина-Фасо — мы должны были вместе играть. Фестиваль был практически отменен, но поскольку у нас была художественная резиденция, то мы порепетировали несколько раз и сыграли один концерт при закрытых дверях, который записывало Radio France. Мы смогли пригласить на него своих парижских друзей, и они были шокированы, что можно слушать живую музыку. Мы играли в четыре часа дня, потому что в шесть вечера начинается комендантский час. Нам выдали справки, чтобы мы могли после окончания концерта дойти до отеля. Вот в таком грустном виде сейчас происходят зарубежные гастроли! В июне, надеюсь, мы повторим этот проект, если концертная жизнь в Европе возобновится.
— Вернемся к альбому «Alcohol». Первый трек диска «Equus» — одна из немногих композиций «4′33″» с вокалом. Как это произошло? Почему поет именно трубач?
— Я вообще не помню, почему и как трубач начал там петь. Его никто не просил. Наверное, это была шутка — он один раз сымпровизировал под грув. Нам понравилось. Теперь он ненавидит эту композицию. Приходится его каждый раз упрашивать. У каждого есть свой «Отель “Калифорния”» на концертах. У нашего трубача Андрея Гончарова это его личный «Отель “Калифорния”». Придется ему жить с этим.
— Какой твой личный «Отель “Калифорния”»?
— Наверное, «Страна глухих» — композиция, которой 25 с лишним лет. Хотя мы ее играем довольно редко — мы смогли без нее обойтись. Слава богу, я не автор одной песни. Хотя, возможно, через 10 лет я именно эту композицию и буду играть на сборном ностальгическом концерте «Минималисты 2000-х» — таком в духе «Дискотеки 1980-х» (смеется).
— Самая свежая композиция на альбоме иронически названа «Past Perfect».
— У меня большая проблема с названиями. Они почти никогда не рождаются вместе с музыкой. Название я присобачиваю в самом конце, иногда специально давая что-то, неподходящее музыке. Например, у меня есть лирическая композиция с трубой, которая называется «Пиво, спаржа, мотыльки». Все воспринимают название иронически, а для меня этот образ наполнен глубоким лиризмом: человек ночью пьет пиво, заедает спаржей, а вокруг него летают мотыльки.
— В новых композициях «4′33″» появляется арфа — раньше у вас не было этого инструмента.
— Не было. Но у нас есть замечательная арфистка Валентина Борисова, с которой мы много работаем над саундтреками. Когда мы расширили состав ансамбля, добавив вторую скрипку и альт, то появилась такая музыка, куда я захотел добавить и арфу, которую я много использую в киномузыке.
Сейчас, когда мы играем в академических залах, мы стараемся выступать составом в 10 человек — с арфой и таким «внутренним» квартетом, то есть к уже имеющейся скрипке и виолончели добавляем скрипку и альт. Второй диск мы записывали именно таким составом — и он практически весь будет с арфой и квартетом.
— Каждая композиция Алексея Айги мутирует со временем?
— Не каждая. Некоторые рождаются мутантами (смеется). Например, композиции «2015» и «Zakat» как написались, так и играются. Возможно, они мутируют потом.
— Композицию «Now There Are Always Snows» ты называешь своей любимой. Почему?
— Она любимая, потому что в ней много для меня непредсказуемого. Я очень люблю, когда музыканты «4′33″» привносят что-то свое в музыку. На мой взгляд, там совершенно выдающееся соло трубы Андрея Гончарова и фортепиано Аркадия Марто. На концерте я в этой композиции не играю много, а просто наслаждаюсь этими соло. А в названии есть отсылка к стихотворению моего отца «Теперь всегда снега». Последнее время мне хочется, чтобы между моей музыкой и его поэзией была какая-то связь, и я расставляю своеобразные флажки в своей музыке.
— В этом году у «4′33″» появился клип на композицию «Departure» — тоже впервые за много лет в истории группы. Как это произошло?
— Я к этому клипу не имею никакого отношения. Мне в Инстаграме написала режиссер Татьяна Вайнштейн с предложением что-нибудь снять на нашу музыку. Она предложила идею на базе комикса Тана Шона «Arrival». Я отправил ей эту композицию, над которой мы тогда работали и которая была почти готова, и Таня показала мне уже готовый результат. Это никакой не фан-арт — настоящий клип: с продакшеном, с актерами, с локацией.
— А сыновья тебе не задают вопрос типа: «Папа, где клипы “4′33″” в YouTube?»
— У моего старшего сына есть свой YouTube-канал, и у него в четыре раза больше подписчиков, чем у меня. Он снимал ролики со своей кошкой — рассказывал от ее лица какие-то истории. У него был гораздо больший успех — одно какое-то видео набрало 100 тысяч просмотров. Правда, сейчас он его временно забросил.
— Финальную композицию «Umbrellahead» ты посвятил людям с головами-зонтиками. Кого ты имеешь в виду?
— Опять-таки название появилось совершенно случайно. В день, когда мы заканчивали запись альбома, у меня была фотосессия на «Мосфильме». И режиссер случайно снял на видео, как я что-то играю, а моя голова закрыта светоотражающим зонтиком фотографа. Так мне пришло на ум словосочетание «голова-зонтик», и оно, по-моему, подошло к этой музыке. Теме более что композиция немножко дурная — такой прогрессив-рок из нашей губернии. Но люди с головами-зонтиками, конечно, существуют. Это те, кто хочет, чтобы на них никогда ничего не капало.
— Твои чувства к року еще не остыли?
— Я перестал слушать эту музыку. Но как-то тут не мог заснуть и стал вспоминать, что я слушал подростком. Начал с хард-рока — AC/DC, Accept, Raven и прочих ужасов, дошел до Tangerine Dream — эта музыка, конечно, покрылась паутиной, но за этой паутиной теперь видна какая-то прелесть. Понятно, что из хард-рока остались только Led Zeppelin и неожиданно Оззи Осборн. У него есть альбом «Diary of a Madman» — и в его финальной композиции вдруг возникает хитрый размер на 5/8, вступает пафосный хор, гитара играет атональное соло. Эта музыка, как ни странно, не состарилась.
— Давай поговорим о твоих киноработах. Какую музыку ты сделал к экспериментальному документальному сериалу Рауля Пека «Exterminate All The Brutes», который скоро покажут на канале HBO?
— С Раулем Пеком мы сделали уже восемь фильмов — он обставил всех моих российских соавторов. Неожиданно оказалось, что живущий между Францией и Америкой гаитянин — мой режиссер. Мы познакомились с ним в 2005 году. Он меня выбрал из пары предложенных композиторов. Предыдущая его работа — «I Am Not a Negro» — была номинирована на «Оскар» как лучший документальный фильм. Она же получила Bafta и Cezar. Очень успешная была работа и очень важная — особенно для Америки.
Новый его фильм — это расширение темы. Фильм про колонизацию Америки и Африки, про уничтожение коренного населения, про истоки расовой теории, про дарвинизм, про отношение церкви к расовым проблемам — про целый круг сложнейших проблем, актуальных для всего мира. Будет много шума — уже посыпались претензии от людей, которые фильма не видели.
В фильме затронута и личная история режиссера: он родился на Гаити, рос в Конго, жил в Бруклине и Германии. Это его гражданское высказывание.
В фильме очень много музыки — работа длилась полтора года. Там есть и оркестр, поют три певицы — Катя Кичигина, Елена Сергеева, бывшая участница ансамбля Покровского, и Ольга Рождественская. Есть и джазовая музыка, как в «I Am Not a Negro», есть и импровизационная. Однажды Рауль мне сказал: я хочу от тебя услышать то, что ты никогда не делал. Я пошел в студию и записал импровизацию на семь скрипок, а сверху мы еще добавили оркестр — получилось очень интересно.
— Неожиданное сочетание — русский фолковый голос в фильме про колонизацию Америки и Африки.
— Этот фильм — про колонизацию всего мира. Мировой зритель не услышит там русской мелодии. Для Рауля и его команды этот голос воспринимался как индейский, что-то напевающий без слов. В фольклорной музыке, из какой бы страны она ни была, есть какой-то общий элемент, какая-то точка схождения. В процессе работы над фильмом я слушал африканскую музыку и музыку коренных жителей Аляски и ловил себя на мысли, что это, как ни странно, иногда очень близкие вещи.
— А что ты написал для фильма Николая Хомерики «Белый снег» про лыжницу, олимпийскую чемпионку Елену Вяльбе?
— Понятно, что это спортивная драма со всеми полагающимися сюжетными ходами. Продюсеры очень хотели, чтобы я сделал что-то, близкое к советскому кино, — мелодичное и красивое. Я доволен этой работой — саундтрек получился. Тебе это будет интересно: там есть оммаж Александру Зацепину. Продюсеры попросили, чтобы в фильм вошла «Песенка про меня», которую пела Пугачева, но сыгранная в стиле «Мужчины и женщины»; кстати, в ней припев в размере 5/4 — нестандартный размер. А до этого я столкнулся с миром Шаинского — однажды я делал версию его песни «АБВГДейка», и там тоже все очень непросто с размерами и строением композиции. Советские мастера популярной песни были с очень хитрыми мозгами.
— Что еще кормит композитора Айги?
— Волка — ноги, композитора — саундтреки. У меня было столько работы прошлой осенью, что я чуть с ума не сошел. Я одновременно заканчивал четыре проекта. Был еще очень интересный сериал «Фатерланд» режиссера Стаса Иванова по роману Александра Терехова «Немцы». Там сплошь электронная музыка, в которую я погрузился. Еще я сделал неожиданный фильм — режиссерский дебют Марии Ивановой «The Anger», снятый в Ливане: это история арабской девушки и французского героя, не имеющая никакого отношения к России, за исключением режиссера и композитора. В этом году я снова прикоснулся к советской классике — это фильм Александра Котта «Чук и Гек» по книжке Гайдара. Для него я сделал новую аранжировку песни «Трололо». Но фильм еще в работе.
— «Вокализ» Аркадия Островского?
— Да, и, честно говоря, это опять что-то безумное: когда песня начинается в до мажоре, а потом идет почти по всем тональностям, иногда по полутонам — это жесть какая-то для исполнителя. Записывать было сложно.
— Последний вопрос: будет ли исполнен знаменитый прыжок Айги на концертах-презентациях «Alcohol»?
— Прыжки ожидаются — может быть, их будет два или три. При этом прыжки имеют четкий функционал. Я же не просто так прыгаю для публики — они показывают переход к следующей части композиции, потому что они у нас не всегда имеют четкую форму.
Да, я до сих пор еще прыгаю, хотя мне в этом году исполняется 50 лет. Вот не знаю, перестать ли прыгать в какой-то момент или, как герои моей юности Игги Поп и Оззи Осборн, идти до конца.
Авторы:
 |
Оставьте отзыв об издании
| |
Рекомендации:
|
